Дубовский художник Сергей Ямбатров

Г. Ямбатрова

Ямбатров, как я его понимаю.

Галина и Сергей Ямбатровы

Я долго искала название для этого очерка. Были такие варианты: «Мой Ямбатров», «Ямбатров: что удалось узнать», «Неизвестный художник» и т.д. На самом деле писать о нем – дело неблагодарное. Поэтому я напишу не о художнике Сергее Ямбатрове, а о моем впечатлении от него как от человека и как от творца.

Он заслуживает того, чтобы о нем писали по той простой причине, что обладая достаточно высоким уровнем профессиональной подготовки на протяжении многих лет, он не  понарошку писал картины, а жил за счет своего ремесла. В эту нашу проклятую эпоху перемен он постарался сохранить верность своей профессии и с устойчивым постоянством создавал новые работы, которые продавались, пусть и не сразу. «Молодые так ленятся писать, все стараются побыстрее – крупными мазками. А еще рисуют всякую ерунду, говорят  - модно, или «я так вижу». А на самом деле просто не хотят, и не владеют школой высокой классической живописи», - эти его слова относятся к анализу современного рынка картин. И еще ответ на предложение сделать персональную выставку: «Мне нечего показывать – все продано. На самом деле каждый художник мечтает продать свои картины. Вот если они не продаются, скапливаются, то, конечно, можно и выставку устроить. Стоять на фоне своих картин, которые никому не нужны, и разглагольствовать умными словами».

Не поспоришь… Хотя в такой позиции есть и слабая сторона. В период невостребованности картин (а такое время от времени случается с любым художником) нападает на Ямбатрова неистребимая хандра и он перестает писать вообще. Нет у него потребности этюдик набросать, или послоняться по окрестностям с красками – у него и этюдника-то нет. Я ни разу не видела, чтоб он рисовал просто так, для души. Для него писать картины – высокотехнологичная тяжелая работа. Он долго зреет и болеет, сочиняя темы. Они с трудом ему даются. Поэтому заказ – спасение для него. Там подразумевается определенная тема и даже колористика. Кроме этого для заказа покупается дорогостоящий расходный материал – холст и краски, разные непростые и недешевые кисти. Это целое таинство, венец которого – оценка заказчика и адекватная оплата. Перед сдачей работы он так сильно переживает, будто идет на первый в жизни экзамен. Сам себе ставит оценку (разумеется, невысокую), сам с собой разговаривает,  и машет сам на себя рукой. Зато когда работа понравилась, и клиент остался доволен, на Ямбатрова снисходит благодать и полное удовлетворение.  Тут он может слегка и зазнаться. А лучшей наградой для него является новый заказ. Тогда немного отдохнув, он опять начинает болеть и зреть для новых работ.

Когда я познакомилась с Ямбатровым, то наивно подумала, что встретила по-настоящему творческого человека, с которым можно что-то обсудить, посмотреть фильм, съездить на спектакль или на выставку. Как жестоко я ошибалась! Серега оказался настолько закрытым, что мне в его жизни была выделена тоненькая полосочка прибрежного песочка, которая то и дело заливалась прибоем разных ямбатровских понятий, вступать в  которые  разрешено только проверенным жизнью людям. Я,  увы, скомпрометировала себя своей порывистостью, скоропалительностью, непонятностью действий по отношению к нему (мне-то было все понятно). Вот эта разница в темпераментах и сыграла роковую роль. Прибрежный песочек исчезал под приливом претензий и требований оставить его в покое.

 Кроме того, в составляющей любого творческого человека кроме потребности творить, таланта присутствует банальная земная обыденность. Даже самый  высокий по человеческим понятиям мастер может обладать обыкновенными  слабостями. Я отношу себя к творческим людям, потому что живу на эмоциях, и часто действую вопреки здравому смыслу.

Когда я познакомилась с Ямбатровым, здравый смысл мне четко говорил: «НЕТ!»  Но когда я увидела его картины, заботливо доставленные его другом Макиенко, (потому что у Ямбатрова нет дома  картин – см. выше), мне показалось, что от полотен исходит  необыкновенный свет, сердце переполнили эмоции, которые как всплывающие подсказки,  то и дело высвечивали разуму: «Нажми «да».

О, кто бы знал, во что выльется для меня это злополучное «ДА!» Сколько слез придется проглотить, сколько страху натерпеться.

Когда я приехала на разведку в Лозное, то мое шестое чувство сработало следующим образом – большой сельский дом, освещаемый электрическими лампочками сразу вернул меня в детство – в бабушкин пугачевский дом, и одновременно напомнил мне мой собственный дом на Сосновой – самые счастливые годы детства моих детей. Стало тепло и уютно на душе, только здравый смысл не давал покоя вопросами, на которые не было ответа. В таких случаях проблемы решаются просто  - поживем-увидим. Уже сейчас я пытаюсь анализировать, почему так – генетическая память у всех людей разная. Кто-то родился в трущобах, а «порода» берет верх, а кого-то из города тянет в село.  Я вот никогда не жила в деревне, выросла на асфальте. Но мои предки были деревенскими. Я их даже никогда не знала, а мне почему-то хорошо в тихих домиках в глубинке. Мирно на душе. Как мне было хорошо у них! После шести лет какого-то бредового состояния личной жизни, я с доверием отнеслась к этой встрече. Человек, который пишет такие прекрасные картины, не может быть плохим. У него чуткое сердце, он добр, заботлив, мягок, как  мягки мазки на его полотнах, его душа светла, отзывчива и тонка, как легкие светящиеся акварели. Вы видите логику? Никакой!

Мы с Ямбатровым рано остались без отцов. В одном и том же возрасте 8 лет. Мой папа оставил семью и уехал, хотя никогда не терял связь с нами, детьми. А у Сергея отец трагически погиб. Когда мы вспоминали детство, то хорошо понимали друг друга.

Он родился и рос на верхней Волге рядом с Косьмодемьянском, по национальности мари. Что это за люди? Осмелюсь обобщить. Нация эта как дети. Они  хитрят как дети, думая, что незаметно. Еще могут быть жестокими как дети и прощают также. Люди очень неплохие, но ухо нужно держать востро. Рядом Татария с умным и хитрым населением. Мари подражают им, но хитроумничать не получается, только хитрить. Сложно понять сначала, они ставят в тупик своей логикой, и когда начинаешь распутывать клубок их суждений, они тут же отказываются от первоначального мнения и перебегают на другую сторону, горячо доказывая, что так все и было изначально. Получается, они всегда правы, а ты неправ в любом случае. Потом приспосабливаешься к их манере общения и уже не споришь и не доказываешь, а со всем соглашаешься. Язык финно-угорский, четко прослушиваются азиатские слова, облик тоже несколько азиатский. Ямбатров очень любит сравнивать себя с Чингиз-ханом. Да, что-то есть. А еще рядом Нижний и мои духовно-родные серафимовские места. От одних воспоминаний пребывания там дух захватывает. Там все пропитано святой благодатью, она не могла не оставить свой отпечаток и на людях, живущих там.

Перед глазами стоят картины,  мысленно нарисованные от рассказов Сергея и его мамы Галины Терентьевны. Волга – не такая как у нас, а уже и стремительнее. Рыбалка все лето. И взрослые, и дети пропадают на реке. Спуск к воде такой высоты, что если не удержаться на ногах, можно покалечиться, как было, впрочем, не раз с мальчишками.

За селом лес, куда взрослые выезжают за дровами. В лесу растут грибы и ягоды. Природа такая, что овощи созревать не успевают. Это сейчас всякие гибриды сажают, и климат изменился, а в 80-х помидоры там не росли. Поэтому в основном выращивали картошку и выхаживали скот. Удивительно, но в то время хлеб в тамошних местах продавали по талонам, за водой приходилось ходить в колодец, зарплата была очень скромной. Я диву давалась от пошаговых описаний некоторых бытовых процессов в их семье. И это в 80-х!

Самый лучший друг Сереги – его старший брат Владимир. Старше он всего на год, по характеру – живой и общительный, с виду полная противоположность. Когда они делают что-то вместе, серьезный и озабоченный Сергей обычно ведет себя так, будто это он старший, да Вовка (так он обращается к брату) ничуть и не обижается. Володя Ямбатров с детства хотел стать военным, осуществил свою мечту и уже является военным пенсионером. А в детстве они вместе росли, ходили в школу и мастерили всякую всячину.

Недавно вскрылся факт, что в детстве они мечтали построить дом один на двоих  и жить там со своими женами и детьми. При этом, Владимир вздохнул и сказал: «Нет, я бы Сергея сейчас не выдержал. Какой сложный человек!» Жизнь географически развела братьев, хотя они всегда помогали друг другу и  сестре Эльвире, сохранившей статус младшенькой и любимой, а значит имеющей право на своеобразные поступки.

Еще одно светлое воспоминание ямбатровского детства – хождение на заработки в Пугачев, (городок в Саратовской области, являющийся моей малой родиной). Когда Сергей узнал, что я пугачевская, то несказанно обрадовался и пришел в восторг. Собственно в Пугачеве братья Ямбатровы не бывали, а пришлось им поработать в одном из хозяйств Пугачевского района в составе марийской бригады, выехавшей на шабашку. Кто помнит, это явление советских времен, когда работали на выезде в хозяйствах за приличные деньги и тогда уже за «откаты» местному начальству. Всем было хорошо – и местным, и работникам, на которых можно было списать все, что угодно, и отправить восвояси.  Попали в эту бригаду братья в юном возрасте 7-8 класса, после устроенного ими пожара и нанесенного материального ущерба родному дому. Сожгли они по благородной причине летнюю кухню, когда работали над моделью самолета и нечаянно обошлись с легковоспламеняющимися  лакокрасочными  материалами. Отца в живых уже не было, и мама отважно снарядила юнцов на заработки. Впечатления остались незабываемые! И природа, и самостоятельность, и нехитрый досуг на рыбалке, и материальное вознаграждение, позволившее полностью возместить ущерб и еще дополнительно купить трельяж, до сих пор красующийся в красном углу лозновского дома. В общем,  слово «пугачевский» - это пароль к ямбатровскому сердцу.

А ведь уже тогда Сергей учился в художественной школе и приезжал домой только на каникулы. .. Способность к рисованию обнаружилась в начальной школе, и ей не придавалось никакого должного значения, пока в деревне не объявился художник, нанятый на роспись наглядной агитации колхоза, включая оформление клуба и прилегающих территорий. Сергей  тогда имел почетную «должность» негласного смотрителя кое-какого культурного хозяйства. Эта должность передалась ему от безвременно ушедшего отца, который был учителем физкультуры, ведущим разных  секций и кружков и хранителем ключей от клуба. Вот эти самые ключи маленький Сережа передавал по требованию всем нуждающимся. (Однажды  даже задержался в клубе, наблюдая за игрой взрослых  в бильярд, и пришел домой чуть не под утро, отхватив хорошего «леща» от матери.) Когда приезжий художник приступил к работе над «бессмертными образами» партийных истуканов, Сергей, подражая ему, карандашом затушевал портрет Ленина. Художник выразил свое восхищение пачкой импортных фломастеров   и пожеланием дальнейшего обучения. После такой одобрительной реакции (особенно чешские фломастеры, кто понимает, сыграли роль) грех было не призадуматься над словами художника. Тут и взрослые подключились к исследованию проблемы, и оно (исследование) счастливо окончилось обнаружением в местной газетенке невзрачного объявления, что, мол, музыкально-художественная школа-интернат г. Йошкар-Олы набирает учеников после предварительного экзаменационного отбора.

Вот так началась новая жизнь Сережи Ямбатрова. И правда, когда прикинешь, что должен был испытать маленький сельский мальчишка после нескольких транспортных пересадок оказавшийся в большом незнакомом городе, успешно выдержавший вступительный экзамен, который местные-то не сдавали и оставленный мамой (вы только подумайте – МАМОЙ) на долгое время в казенных стенах. Невольно вспоминаются кадры из фильма «Уроки французского», когда герой бежит за грузовиком и умоляет забрать его в родную деревню. Конечно, этот искусственный разрыв с семьей сыграл свою отрицательную роль в формировании характера  художника. Он стал достигать определенных успехов в учебе, и это сказалось на его самооценке, на выработке стойкого навыка всегда соревноваться с кем-то, быть первым, невзирая на пол и возраст. Коллективный образ жизни навсегда прилип к нему и мешает до сих пор. Девочки и мальчики  - это среда, в которой нужно выживать, поэтому женщина на подсознательном уровне не рассматривается как слабая половина единого целого. Но в основном, школа дала то самое классическое образование и стремление творить, когда хотелось рисовать день и ночь, и это разрешалось.  В комнате можно было показать друзьям свои творческие находки, и они могли оценить. Действовало братство, коллектив поддерживал своих. А когда приезжал на каникулы, то ребята чувствовали в нем чужака, и в конце срока страшно тянуло в школу. Зато, как представителю городской цивилизации можно было побахвалиться перед своими сельскими сверстниками. Вот это кичение какое-то глупое осталось в Ямбатрове как защитная реакция перед массой обычных людей, потому что статус чужака из-за своего художественного призвания остался с ним навсегда.  А это всезнайство и бахвальство именно включается по каким-то неведомым командам и в определенных случаях, хотя на самом деле Ямбатров – мягкосердечный, простой и, в общем-то, сомневающийся на счет своего  таланта человек. И это здорово! Когда восхищенно хвалят его картины, он рдеет как девица, опускает глаза и говорит что-то подобное коту Матроскину «я еще и вышивать умею». Только по-ямбатровски это звучит «Да ладно, чего там, еще намалюем». Ничего себе «намалюем». Высший пилотаж – когда такого уровня работы выполняются легко и красиво, тогда  простаку кажется, что и правда «малюет».

В этом было совершенно убеждено население Лозного в ту пору, когда я познакомилась с Сергеем. Люди настолько не понимали уровень профессионализма человека, который находился рядом с ними, что когда музейщики пытались найти лозновского художника, им отвечали, что такого нет. Да и откуда им было это понять, когда работы рулонами масла и пачками акварелей отвозились в Москву, а оттуда заграницу. Случайные подарки селянам совершались в таких обстоятельствах, что и в голову не приходило, что это на самом деле ценность.

Когда приходилось говорить Ямбатрову суровые слова по поводу его вредных привычек, то невольно выскакивало: «Что бы твой отец сказал, если бы был жив? Ведь Виталий Тимофеевич был мастер спорта по биатлону, не пил и не курил». Ямбатров отвечает : «Я точно не был бы художником, ведь отец готовил из нас спортсменов, даже лыжи из Финляндии привез». Вот тут и подумаешь о промысле Божием.

 А так после школы были открыты разные дороги и многие шли своим путем,  для Ямбатрова был только один путь – художество. Поэтому дальнейшее поступление в художественное училище было простой формальностью, также как и окончание. То, что Ямбатров -  художник говорит само за себя, невзирая на наличие диплома. Это подтвердили и в суриковском институте, где  он был слушателем. Педагоги сказали, что обучаться уже нечему, иди и рисуй. Вот он и рисует. Хотя многие его сокурсники сменили профессию и подались кто в милицию, кто в бизнес.  И сейчас он идет по своему пути и точно знает, что надо рисовать. Боится потерять звание «художник». Не понимает, глупенький, что это уже давно не звание, а диагноз хроника. От этого не уйдешь, расслабься и рисуй. А мы все в борьбе, все доказываем миру, что художники. А на мой взгляд такое состояние мешает. Перерос он его. Если я буду ехать за рулем и думать, как мне что переключить, качество моей езды резко ухудшится. Так и здесь. Ты художник. Рисуй, как дыши. Остальное обрамление жизни никак не помешает. Если ты настоящий художник, конечно. Может поэтому случаются кризисы. Но ведь это нормально, хотя и неприятно.  Хорошо, когда любимое дело является работой. Но к сожалению так бывает не всегда. Жизнь продолжается. Как говорила Василистова: «Будем жить!» И писать. Кто на холсте, кто на бумаге.

С. Ямбатров. Пейзаж. Холст. Масло

С. Ямбатров. Дубовка. Покровский храм

С. Ямбатров. Парус

С. Ямбатров. Домик

С. Ямбатров. Пейзаж. Холст, масло. 2008г.

С. Ямбатров. Дубовка. Дом Жемарина